Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!] - Ричард Штерн

— Не ошибаетесь, — подтвердил Михельсдорф. — Кажется, у вас по этой части уже есть опыт.

— Больший, чем вы полагаете, — и отнюдь не из приятных.

Михельсдорф представился, юноша тоже назвал свою фамилию — Циммерман. Михельсдорфу это ничего не говорило: только в Мюнхене с такой фамилией числится две тысячи восемьсот шестьдесят человек.

— Знаете вы некую Хелен Фоглер? — спросил Михельсдорф.

— Знаю, знаю, — казалось, юного Циммермана это развеселило. — Что, адресок дать?

— Советую не обращать нашу беседу в шутку, — предупредил инспектор. — Я здесь официально, по делам следствия.

— Но я-то ни при чем, — небрежно и агрессивно бросил молодой человек. — Насколько я понимаю, я не подозреваемый и не свидетель и вообще не чувствую за собой никакой вины. Вы в лучшем случае можете просить у меня какую-то информацию. А я могу ее вам дать — но только добровольно.

— Вы, судя по всему, неплохо разбираетесь в работе полиции, — Михельсдорф вдохнул поглубже, чтобы сдержать себя, и продолжал: — Тогда что ж, поделитесь информацией о Хелен Фоглер.

— Ее тут знает почти каждый. Она весьма популярна.

— И вы с ней…

— Ну и что, разве это наказуемо?

— И как вы ее отблагодарили?

— Вы имеете в виду оплату известных услуг? Ну, Господи, это как водится. Ведь за катание на машине надо платить — за бензин, за износ, а иногда и за чистку. И здесь то же самое. Прежде чем приступить к делу, нужно заплатить за ужин и за выпивку. Да и за номер в отеле, — глядишь, двухсот марок как не бывало. По сравнению с этим у Хелен запросы гораздо скромнее.

— Премного благодарен за исчерпывающую информацию, — в тон ему ответил Михельсдорф. — Приму ее к сведению. Но у меня еще не меньше дюжины фамилий клиентов Хелен Фоглер. Надеюсь, от них я узнаю больше.

— Не сомневаюсь, засранцев хватает всегда и везде, — отрезал Циммерман-младший.

Комментарий инспектора Кребса, начальника отдела полиции нравов.

«Инспектор Михельсдорф действовал в полном соответствии с предписаниями закона, и его поступки полностью соответствовали искомой цели. Он собирался доказать Хелен Фоглер, что ее образ жизни можно с точки зрения закона классифицировать как проституцию. Для этого необходимо иметь доказательства „регулярно вознаграждаемых половых отношений“; Это весьма скользкая вещь. При желании в ней можно уличить немало дам из так называемого „приличного общества“. Но вот решающий момент — если Фоглер сама требовала оплату, да еще вперед.

Я убежден, Михельсдорф не собирался заносить Фоглер в реестр профессиональных проституток. Но ему нужно было припереть ее к стене, чтобы получить информацию о человеке, напавшем на нее».

— Вижу, вам не хочется продолжать разговор. Но это ничего, у нас в полиции нравов нервы крепкие, — заметил Михельсдорф.

— Это я слишком хорошо знаю, — подтвердил Циммерман-младший.

— Прошу уточнить ваши данные. Имя, фамилия, дата и место рождения, адрес, род занятий…

— Может, вам еще сообщить род занятий моего отца, — довольно ухмыльнулся юноша.

— Хорошо, и кто же ваш отец?

— Старший комиссар криминальной полиции.

Инспектор Михельсдорф взглянул на него с нескрываемым удивлением. Допрашивать сына знаменитого криминалиста — такое с ним за двадцать лет службы случилось впервые.

Глава VI

Небольшая цепная реакция, которую вызвал звонок банкиру Шрейфогелю директора Тириша.

Тириш. У меня для вас не слишком утешительные известия. В завтрашнем номере «Мюнхенских вечерних вестей» выйдут две статьи о спекуляциях земельными участками…

Шрейфогель. И что вы предприняли?

Тириш. Все, что было в наших силах. Пригрозили подать на них жалобу, попытались добиться судебного запрета публикации материалов до решения вопроса их принадлежности, направили к ним нашего поверенного в делах и пытались договориться. Но Вардайнер был непреклонен.

Шрейфогель. Вашими рассказами я сыт по горло. Вы ничего не добились, не сумели даже остановить эти статьи, значит, нарушили наш договор. Жаль, очень жаль. Придется обратиться к другим. Премного благодарен, герр Тириш!

Едва повесив трубку, Шрейфогель набрал номер своего приятеля, банкира Борнекампа из Кельна. Бернгард Магнус Борнекамп был президентом банковского дома, влиявшего на жизнь всей Федеративной республики. Его вес в экономике и финансовые возможности едва ли не превышали возможности государства.

Шрейфогель. Могу я обратиться с просьбой? Срочно нужна помощь.

Борнекамп. Разумеется, о чем речь?

Шрейфогель. Дело в двух статьях, которые могут появиться в завтрашнем издании одной из здешних газет — «Мюнхенских вечерних вестях». Они содержат информацию о купле-продаже земельных участков, происходивших якобы при соучастии нашего земельного правительства и властей Федеративной республики. Все это, разумеется, безответственный вымысел, и мы намерены обратиться в суд. Но когда столь провокационные и спорные материалы появляются на страницах газет, всегда существует опасность…

Борнекамп. Согласен с вами. Поручите, дорогой Шрейфогель, чтобы ваши сотрудники собрали необходимые материалы и поскорее их передали моим людям, конкретно — доктору Кетлеру. Когда все будет готово, я ознакомлюсь и приму меры.

Шрейфогель. Премного благодарен.

Бернгард Магнус Борнекамп работал в своем кабинете на вилле неподалеку от Кельна. Тот был обставлен с дорогой солидностью, но без броской роскоши. Личный поверенный доктор Кетлер, тридцатишестилетний юрист, говоривший на пяти языках, включая русский, и старательно штудировавший китайский, за неполный час представил ему все, что удалось собрать:

а) фотокопии статей, готовых к печати в «Вечерних вестях»,

б) присланный по телетайпу перечень мер противодействия, безуспешно предпринятых «Утренним курьером», включая резюме разговора доктора Шлоссера с Вардайнером,

в) детальная информация о «Мюнхенских вечерних вестях»: владельцы и соиздатели Бургхаузен и Вардайнер; у каждого по пятьдесят процентов акций, тираж 120 тысяч экземпляров, субботнее издание — 180–200 тысяч экземпляров, приблизительная оценка имущества издательства, включая типографию, здания и филиалы, — 120–150 миллионов марок.

Банкиру Борнекампу это не показалось пустяком; хотя обычно он оперировал гораздо большими суммами, но знал, что любая мелочь может иметь непредсказуемые последствия.

— Распорядитесь подготовить еще информацию о «Мюнхенском утреннем курьере».

— Над этим уже работают, — с готовностью доложил доктор Кетлер. — По первым оценкам они примерно сравнимы.

Борнекамп полистал тщательно подобранные бумаги. Нашел, что «Папир Унион», одна из фирм его собственного концерна, поставляет «Вечерним вестям» бумагу. Доставку большей частью производит «Евротранспорт», тоже его фирма. А «Рейнско-Рурскаячкомпания» — держатель договора на поставку нового оборудования — тоже принадлежит ему.

— Отлично! Соедините меня с Бургхаузеном!

Но того нигде не было.

— Тогда с Вардайнером!

Но и Вардайнера найти не смогли. Борнекампа это отнюдь не вывело из себя. По кратком размышлении он велел:

— Соедините меня с земельным министром юстиции!

Когда комиссар Циммерман раскручивал какое-то дело, для него и его сотрудников присутственных часов не существовало. Днем и ночью в отделе гудел народ.

Организатором непрерывных и неформальных рабочих совещаний, «посиделок», как именовал их фон Гота, обычно был не сам Циммерман, а в основном Фельдер, их главная организующая сила, который как пчелка собирал все, что принесли сотрудники: заметки, донесения, документы.

Циммерман лишь изредка вставал из-за стола и пересаживался к дискутирующим сотрудникам. И сразу беспорядочные споры превращались в результативные, хотя и неформальные обсуждения.

В тот вечер по знаку инспектора Фельдера первым начал фон Гота:

— Фрау Шмельц собиралась развестись с мужем. Хорстман, видимо, хотел обеспечить ее доказательствами, облегчающими задачу. Но не успел. Гольднер полагает, что после Хорстмана должно было остаться множество щекотливых материалов о личной жизни некоторых видных людей.

Фельдер, у которого в голове, как в архиве, уже были упорядочены все данные по делу Хорстмана, доложил:

— Материалы эти, скорее всего, у Хельги Хорстман, или у Лотара, кое-что, возможно, у Вардайнера. Хочу напомнить, что на месте преступления мы не нашли никаких следов, что жертву могли обыскивать. Судя по этому, убийца знал, что Хорстман не имеет привычки держать бумаги при себе. Целью убийства, вероятно, было воспрепятствовать Хорстману воспользоваться материалами, попросту навсегда заткнуть ему рот.